Он же нарядил собаку и в принадлежности костюма m-r Шарля, припрятанные накануне в укромном местечке, позади дивана.
М-r Шарль взглянул на господина Вейса (фамилия Кар-Кара), господин Вейс — на m-r Шарля.
М-r Шарль позеленел, Кар-Кар побагровел.
Оба без слов поняли один другого.
Минуту они смотрели друг на друга. Но вот Кар-Кар быстро подошел к французу и, взволнованный, хотел что-то сказать, но вдруг платок соскользнул с головы Кар-Кара, и она предстала перед всеми пансионерами розовая, без единого волоска на темени, блестящая, гладкая и круглая как шар.
Мальчики хохотали. Кудлашка носилась по классу, как угорелая. За Кудлашкой носился господин Вейс, желая спасти парик. За Вейсом m-r Шарль. Оба вспотевшие, оба красные, оба злые. А мальчики хохотали все громче и громче.
Наконец, Кар-Кару удалось схватить Кудлашку за хвост. Хвать! И парик очутился в его пальцах. Но в каком виде! Вместо красивых волос, на верхушке парика зияла огромная дыра. Тем не менее Кар-Кар напялил парик на голову, так что дырка пришлась как раз посередине. Точно сияние получилось на голове почтенного немца. Это было очень смешно.
— Глядите, у нас в классе взошло солнце! — прокричал, хлопая в ладоши, Павлик Стоянов.
— Нет, это месяц выплыл из-за тучи! — вторил ему Арся Иванов.
И мальчики заливались хохотом. Но ни Кар-Кар, ни Жираф не имели никакой охоты смеяться.
Между тем Кудлашка, освободившись от неудобного для нее головного украшения, принялась освобождаться и от других принадлежностей совершенно лишнего ей костюма. Она безжалостно теребила манишку, рвала воротничок и стягивала зубами с лап злополучные носки француза. Наконец, ей удалось освободиться. Последний носок упал. Кудлашка подпрыгнула на радостях так высоко, что попала лапами на стол. На столе стояла чернильница и лежал классный журнал. Миг — и чернильница опрокинута вверх ногами. Черный ручей потек по журналу, по столу и с тихим журчаньем полился на пол.
— О! О! — воскликнул Кар-Кар.
— О! О! — вторил ему Жираф и воздел обе руки к потолку.
Потом они исчезли за дверью класса.
Мальчики затихли сразу. Теперь было уже не до смеха. Что-то скажет директор, когда узнает все? Шутка зашла слишком далеко. Даже самые отчаянные шалуны поняли это.
Прошло полчаса. Мальчики сидели как на иголках. Каждый сознавал, что дело заварилось нешуточное. Особенно плохо себя чувствовал Витик Зон. Он выдумал эту затею, он устроил шутку и подвел товарищей. Его приятель, Павлик, чувствовал себя не лучше. Павлик Стоянов любил Витика, как родного брата. И когда наказывали Витю, Павлик чувствовал наказанным самого себя. Поэтому он вздрогнул с головы до ног, когда Витик вскочил на стол и крикнул оттуда не совсем спокойным голосом:
— Рыцари! Я самый большой шалун из вас всех! Недаром же папа, отдавая меня на исправление к Макаке, сказал: «Господин Макаров, если вам удастся исправить моего сына — это будет чудо». Да, я сознаю, что я гадкий шалун. И в этот раз я поступил особенно скверно. Все это я сознаю. Но больше всего мне жаль, что, чего доброго, вас всех накажут из-за меня. Я один заслуживаю наказания и желаю быть наказанным. Поэтому вот что я решил. Слушайте! Отвезите меня на необитаемый остров, знаете, тот, что посреди реки, и оставьте меня там. Я читал, что Робинзон Крузо исправился на необитаемом острове. Я тоже исправлюсь.
— Там летучие мыши и совы живут. Там нехорошо тебе будет, Витик! — отозвался Бобка Ящуйко.
— Так что же? Пусть они ему нос отъедят, по крайней мере шалить меньше будет, — злорадно произнес Гога Владин.
— Гога! Еще одно только слово, и я тебе покажу где раки зимуют! — крикнул Павлик Стоянов и покрутил перед самым лицом Гоги кулаком.
— Вы так не смеете! Я пожалуюсь Александру Васильевичу! — вскричал, заступаясь за Гогу, графчик Никс.
— А-а, ваше сиятельство, господин граф, и вы изъявили, наконец, желание испробовать трепку. Сейчас мы попотчуем вас! — и Павлик Стоянов решительно направился к графчику.
Графчик был не из смелых. Он завизжал на весь класс и внезапно юркнул за спины товарищей.
Мальчики захохотали. Класс снова наполнился криком и визгом.
Вдруг оглушительный треск раздался за окном.
— Откройте скорей! — произнес тоненький голосок.
Алек Хорвадзе поспешил открыть окно.
На подоконнике показалась фигурка Жени.
Все мальчики кинулись к ней.
— Ура, Женя! Ура!
— Тсс! — произнесла Женя. — Я пришла сообщить вам новость, печальную новость. Раскройте уши и слушайте!
— Ну, Женя! Ну же, говори, что такое?
— Приготовьтесь, повторяю я, услышать печальную новость. Сейчас я очутилась случайно за дверью дядиного кабинета и слышала все. Дядя, Жираф и Кар-Кар совещались насчет Котиной собаки. «Мальчики от рук отбились с тех пор, как собака…» — говорил Шарль. А Кар-Кар все кивал и кивал головой, как всегда. И они решили: сегодня ночью, пока все будут спать, взять Котину собаку и приказать дворишку, чтобы он завел ее в лес подальше и оставил там или отдал в соседнюю деревню. Поняли?
Едва только Женя успела произнести последнее слово, как Котя закричал во весь голос:
— Не отдам Кудлашки! Ни за что не отдам! Помру вместе с нею! Лучше по…
Он не докончил. Руки Алека Хорвадзе легли ему на рот.
— Молчи! Понял?! Молчи! Мы же придумаем что-нибудь, чтоб Кудлашку не обидели. Сейчас придумаем. А то если ты будешь кричать, то подведешь Женю.
Котя затих поневоле. Он только крепко обнял Кудлашку и прижал ее к груди, повторив еще раз, что не расстанется с нею ни за что на свете. Женя с ловкостью мальчика перепрыгнула через окно и исчезла в саду. Она исполнила свое дело. Рыцари между тем уселись в кружок и стали совещаться. Это было «тайное совещание вождей», как торжественно объявил всем Алек. Гога и Никс не были приняты в совещание и ходили по классу, язвительно улыбаясь. Им было досадно, что от них постоянно скрывают все. Совещались долго, но ничего придумать не могли.