Дом шалунов - Страница 30

Мальчики с шумом разместились по своим местам. Долгуша и телега тронулись. Пансионеры закричали «ура!» и подбросили фуражки в воздух. Судя по началу, пикник обещал быть превеселым.

* * *

Долгуша с грохотом катилась, не умолкая ни на минуту. Ей вторила скрипом телега. Авдотья с глупым видом сидела впереди, нежно сжимая в своих объятьях самовар. При каждом повороте она кричала во весь голос от испуга:

— Батюшки, перевернемся! Родимые, смертушка пришла!

Мальчики хохотали.

Но телеге не суждено было перевернуться; она благополучно добралась до леса.

Что за прелесть был лес в эту раннюю осеннюю пору! Листья чуть подернулись золотом, заалели, словно вспыхнули румянцем. Тут и там застенчиво выглядывали из-под сухой травы красные, желтые, белые и коричневые шапочки грибов. Вблизи шумело озеро. Голубое, чуть подернутое рябью, точно огромная рыба с серебряною чешуею, оно было прекрасно и величаво.

При виде озера Карл Карлович точно ожил, торопливо собрал свои удочки, ведерко с червями, сетку для улова и направился к берегу.

— Карл Карлович, и я с вами! — неожиданно вызвался Витик.

— Но ты будешь там шалить? — подозрительно покосился на него немец.

— О, нет, я буду удить! — самым серьезным образом произнес Витик.

И старый гувернер с маленьким шалуном отправились на берег.

Авдотья, переставшая бояться телеги с той минуты, как очутилась на земле, решительно заявила, что ей нужен костер для варки обеда.

— Это уже дело мальчиков! Мальчики, разложите костер Авдотье! — крикнул директор «рыцарям», которые уже успели разбрестись по лесу.

— Костер! Костер, рыцари! — закричал Алек, находившийся ближе всех к г-ну Макарову, и первый, схватив несколько больших сучьев, валявшихся во мху, потащил их к тому месту, которое, по его мнению, оказывалось самым подходящим для костра.

— Ах, что ты делаешь, Алек?! Ты можешь себе занозить твою нежную ручку. Ведь ты царь! — и с этими словами Арся Иванов кинулся к «царю» и отнял у него хворост.

— Но я тоже хочу разводить костер! — вспыхнул Алек.

— Ах, что ты! Что ты?! — закричал подоспевший Павлик. — Ты все забываешь, что ты не простой мальчик-пансионер. Ведь ты царь или по крайней мере царевич, кавказский царевич. Мыслимое ли дело, чтобы цари или царевичи разводили костры и носили сучья? Что скажут твои подданные? Посуди сам.

— Но это весело! — протестовал Алек.

— Все же для царевича неподходящее занятие, — вставил свое замечание Вова Баринов.

— Нет, нет, тебе нельзя этим заниматься, — произнес Миля Своин. — Ты будешь только сидеть и смотреть. Мы тебе, Алек, сейчас устроим для этого трон изо мха.

И Миля Своин тут же принялся за работу.

— Сядь здесь, в тени. Тут не печет солнце, — предложил Дима Вартов.

— Да, да, посадите в тени нашего драгоценного царя!

И двое мальчиков, Бобка и Котя, подхватили под руки Алека и усадили его на мох. Остальные с веселым хохотом и криками принялись таскать сучья для костра. Алек с завистью смотрел на общее веселье. Здесь под деревом одному ему было скучно и неудобно. Комары досаждали нестерпимо, муравьи ползали по рукам и ногам, кусая больнее комаров: искусанные руки «царя» покрылись красными пятнами. Мальчики между тем сложили хворост в кучу и зажгли его. Костер запылал. Шалуны сняли сапоги и стали прыгать через пламя. Этого зрелища Алек выдержать равнодушно уже не мог. Он быстро разулся, отшвырнул сапоги и носки в сторону и в две минуты уже был около костра.

— О, Господи! Царь — и вдруг без сапог! Алек, ты простудишь твои драгоценные царские ножки! — в ужасе вскричал, подскакивая к Алеку, Бобка Ящуйко.

Бац!

Этого Бобка уж никак не ожидал.

«Царь» дал ему порядочного-таки шлепка. Глаза Алека горели. Бобка Ящуйко рассвирепел, в свою очередь поднял руку, чтобы дать Алеку сдачи, но рука внезапно опустилась, и он произнес, наклоняя почтительно голову:

— Так как ты, Алек, царь, то я, конечно, не имею права с тобою драться и мирно покоряюсь.

Алек рассердился еще больше за то, что Бобка не отдал ему удара, что считалось уже совсем позорным у «рыцарей», и сердито вскричал:

— Прочь с дороги и пусти меня к костру, говорю я тебе!

Бобка стушевался. Но тут между Алеком и костром выросла целая стена других мальчуганов.

— Нельзя! Ведь ты царь!

— Это опасно для твоего царского здоровья!

— Бей нас всех, но к костру мы тебя не пустим!

— Мы проводим тебя опять на трон!

— Что-о-о?! На трон! Ни за что в мире! — закричал Алек так громко, что Авдотья, хлопотавшая возле чая, от неожиданности и перепуга чуть не упала прямо на кипящий самовар.

— Не пойду на трон, потому что не хочу быть царем больше! Пусть этот лес будет свидетелем, что с этого дня Алек Хорвадзе не царь больше, а простой, совсем простой Алек. У меня нет больше царства, около Кутаиса нет дворца, нет баранов, ничего нет! Слышите, ничего нет, говорю я вам! Если все маленькие цари так несчастны, что не могут бегать, играть, не могут подраться в свое удовольствие, так где же тут счастье?! Не хочу и я быть царем! И первого, кто меня назовет еще раз царем или царевичем, я вздую так, что он долго будет помнить. А теперь место мне! Дайте отвести душу и попрыгать как следует! А то того и гляди — погаснет пламя, — и проговорив все это, Алек отошел немного, громко «ухнул», и в один миг, смеющийся и веселый, перескочил костер. Павлик Стоянов вскочил на ближайший пень и, как настоящий поэт, прочитал стихотворение, сочиненное им в честь Алека: