Дом шалунов - Страница 28


К оглавлению

28

Маруся замолчала и обвела круг мальчиков своими честными, правдивыми глазами. Снова наступило молчание. Оно тянулось минуты две, три. Потом Алек Хорвадзе сурово взглянул на обоих маленьких преступников.

— Ну, что же? Вы еще будете уверять, что это сделали не вы? — насмешливо обратился он к Гоге и Никсу.

— Не мы! — протянул маленький франт, приготовляясь огласить пансионский сад изрядным ревом.

— А ты что ответишь, Георгий Владин? — обратился к его приятелю Алек.

Гога окинул толпу мальчиков недобрым взором. Он побледнел немного. Губы его дрогнули. С коротким злым смехом, глядя куда-то в сторону, Гога проговорил:

— Ну да! Это сделал я! Так что же из этого?

— Как, что такое? Что ты сказал? — так и посыпались на Гогу со всех сторон вопросы.

— Я сделал это! — еще более сердито произнес Гога и гордым, надменным взором окинул толпившихся вокруг него пансионеров. — Я написал бумажку и прибил ее. И научил Никса помочь мне в этом. Все я, один я! Потому что я ненавижу вашего мужичонка, которому не может быть места среди нас. Здесь воспитываются граф Никс Гортанов и я, Георгий Владин, и вдруг, рядом с нами, сын каких-то мужиков! Да, мне неприятно, противно это! Я не хочу сидеть рядом с мужиком, спать с ним в одной спальне, учить с ним в классе урок и есть за одним столом. Он серый мужик, пастух, а я благородный мальчик. Да!

Но тут благородный мальчик как-то странно перекувырнулся в воздухе и отлетел в траву сажени на две, по крайней мере. Это Алек Хорвадзе схватил его за плечи, и, прежде чем Гога успел опомниться, он лежал уже врастяжку на мягком газоне подле самого края дорожки. Алек стоял над ним с горящими глазами и с взволнованным от гнева лицом.

— Рыцари! — ронял он дрожащим голосом. — Эти глупые мальчишки не достойны нашей дружбы. Они не рыцари больше. Мы все будем сторониться их с этого дня! Слышите ли? Все! Не сметь разговаривать с ними, играть и подавать им руку! Идем сейчас же к директору и расскажем ему все. И еще скажем, что лучше не ехать на пикник, если надо брать с собою этих глупых, негодных, бесчестных мальчишек. Они предатели, и мы не должны иметь с ними ничего общего с этого дня. Так ли? Хорошо ли вы поняли меня, рыцари?

— Поняли, Алек!

— И исполните все, что я сказал?

— Исполним все до единого слова.

— А теперь марш к директору. Мы должны ему рассказать все, — снова скомандовал Алек.

— Мы должны рассказать ему все! — эхом откликнулись двадцать мальчиков и покорно последовали послушной толпою за Алеком.

За ними поспешили Маруся и Женя. Никс и Гога остались одни.

— А все-таки дело сделано, — произнес Гога, — и дядя этого глупого мужичонка будет знать, где искать своего сбежавшего Миколку.

— Да, ты удивительно умный, Гога, так все хорошо придумал! — восторженно произнес Никс. — Только вот пикника жалко! Макака ни за что не согласится нас взять с собой, когда узнает про все, — печально добавил через минуту маленький графчик.

— Велика важность пикник! Совсем это не весело — ходить по скучному лесу и натирать себе ноги о сучья! — презрительно фыркнул его приятель.

— И быть изъеденными комарами в конце концов, — мигом согласился с ним графчик.

— И еще, чего доброго, попасть на ужин волкам! — заключил торжествующе Гога.

— Конечно! Конечно! — подтвердил Никс.

Но говоря это, оба мальчика кривили душой. Им было ужасно досадно лишиться удовольствия. К тому же они боялись директора, который, как они предчувствовали, не похвалит их за гадкий поступок.

* * *

Когда Александр Васильевич узнал о «предательстве» Никса и Гоги, он согласился тотчас же с остальными мальчиками и решил оставить провинившихся без пикника. Но и самый пикник опять чуть было не расстроился.

Накануне к ужину подали кисель, обыкновенный клюквенный кисель, который подают на стол с молоком и сахаром.

Такой кисель в пансионе господина Макарова подавали очень часто, хотя маленькие пансионеры ненавидели это кушанье всей душой. Пансионские служители, Мартын и Степаныч, нередко уносили кисель со стола нетронутым.

Каково же было их изумление, когда в этот вечер не только кисель, но и миска с киселем исчезла со стола. Правда, миска скоро вернулась на стол, к вечернему чаю, но уже пустая, а кисель… Ах, что сталось с киселем! У киселя положительно оказались ноги! По крайней мере, он сбежал из миски и очутился в комнате директора на его письменном столе, в большой чернильнице, предварительно изгнав оттуда чернила.

Когда Александр Васильевич сел за стол и обмакнув перо в чернильницу, начал писать письмо кому-то из родителей маленьких пансионеров, вместо чернил на бумаге очутился… кисель. Александр Васильевич вскочил, схватился за колокольчик, чтобы позвонить служителя, но с отвращением отдернул назад руку. И колокольчик был весь мокрый и липкий от киселя.

— Нет, они останутся все до единого без пикника, если я еще найду где-нибудь эту гадость! — сердито произнес директор.

Но, к счастью, «этой гадости» не нашлось больше нигде, в квартире директора, по крайней мере.

Зато кисель очутился у m-r Шарля. Поздно вечером, когда пансионеры уже спали, m-r Шарль пожелал пройтись по саду и подышать свежим воздухом. Ничего не подозревая, он взял с окна фуражку, белевшую в полумраке ночи, надел на голову и…

Нет, такого крика положительно еще не было под мирною кровлею пансиона! M-r Шарль кричал, что на голове у него ползают змеи и, делая отчаянные прыжки, носился по своей спальне в дикой пляске. Карл Карлович, спавший в соседней комнате и видевший самые превосходные сны, проснулся от этих безумных криков, вскочил с постели и второпях сунул ноги в туфли, стоявшие постоянно у его кровати.

28